НОВЫЕ ОЧКИ. СИЛА ПРАВДЫ.

   Так о чём мы сейчас говорим? Мы говорим о том, как принести это в дом; делиться своим опытом, силой и надеждой. Дома никто не любит, когда им читают лекции. Нам кажется, что мы достаточно взрослые и достаточно умные, чтобы мы могли выговаривать нашим детям. А они не хотят чтобы им говорили, они хотят, чтобы с ними делились. Их не интересует, какие мы умные, они хотят знать, чем мы измучились, и как мы из этого вылезли. Они хотят делиться с нами. Язык сердца не имеет возраста. Пару лет тому назад я мотался я Норт Баттлефорд, в провинции Саскачеван, где получил одно из самых больших удовольствий в своей жизни. Там был провинциальный съезд членов Алатина, и мне довелось поделиться с двенадцатью или пятнадцатью детишками. Это были чудесные выходные. Не стоит думать, что дети не поймут вас, когда вы делитесь с ними; они поймут, если вы делитесь, а не говорите им. Это потрясающе.

   А женщины, на которых мы женаты! Если поменять нас местами, я бы и неделю не протянул со своей женой. Я бы не кушал от неё всё то, что она проглотила от меня. А ведь она выдерживала меня двадцать лет. Двадцать! Вот мы с вами (предположим, что вы такие, же как я) мечтали всю жизнь, что, просыпаясь каждое утро, мы будем видеть новую женщину. Я думал, что кайф именно в этом. Понимаете, я считал, что мужику это полагается по ранжиру. Нельзя засиживаться в обыденности. Быть женатым пятьдесят лет на одной и той же бабе – это просто неприлично в Калифорнии! Но я наконец-то понял, что каждое утро у меня новая женщина, потому что мы все меняемся. Люди меняются. Вы меня до этого никогда не слышали. Я не тот, кем я был вчера. Я тот, кем я был вчера плюс вчерашний опыт и уроки, которые я вынес оттуда. Поэтому мы становимся новыми людьми, и женщины, на которых мы женаты тоже новые.

   Одним из самых больших препятствий, которое мы ставим на своём пути, является наша склонность категоризировать друг друга, особенно членов нашей семьи. Когда мы живём вместе с ними, то предполагаем, что заранее знаем, как они поведут себя или как отреагируют на какую-то ситуацию. Мы прокатегоризировали их. Но, видите ли, это ошибка с нашей стороны. Ведь они всё время меняются. И это одна из вещей, с которой нам приходится иметь дело в Анонимных Алкоголиках. Это одно из увлекательных занятий для наших партнёров, будь то женщина или мужчина, состоящие в Ал-Аноне (или те, кто не алкоголики и, может быть, не состоят ни в каком сообществе). Когда человек трезвеет в Анонимных Алкоголиках и делает то, чему учит эта программа, он начинает расти так же бурно, как сорняки. Если он делает то, что надо, он не может не расти, он разрастается.

   Моя жена шесть лет ходила со мной на собрания АА до того, как появился Ал-Анон, и она была уверена, что прекрасно знает всю эту кухню. Она знала все слова, но она слушала меня в течении этих шести лет (ей нравилось, когда я рядом, чтобы можно было пихнуть меня, и когда я был рядом, она пихала!). Всё это время она слушала только меня. А потом появился Ал-Анон, и она начала первую группу в Беверли Хиллз  у нас дома. Эта группа росла и крепла, а она радовалась, что дела идут так хорошо, потому что она была для всех них, как нянька-наседка, и она поучала их. А когда я был трезвым одиннадцать лет, мы переехали в Лагуну, и у неё не оказалось рядом никого из тех, кому она могла выговаривать. Тогда в Лагуне ещё не было Ал-Анона. Мой бизнес был по-прежнему в городе, но пока мы жили в Беверли, я мог брать её на собрания каждый вечер (мы ужинали дома и ехали на собрание), а в Лагуне так уже не получалось. Ну она конечно была жутко расстроена этим. Наехала на меня. Я должен был проводить больше времени дома, потому что ей не уделялось достаточно внимания. У неё не было друзей в Лагуне.

   Я протянул с февраля до Дня Благодарения, стараясь проводить с ней как можно больше времени, но стал чувствовать себя не в своей тарелке настолько, что жить стало тошно. И вот после праздничного ужина, на котором собралась вся семья, я заявил: «Дети и дорогая Миссис Ч., я хочу вам кое-что сказать. С этого момента, когда звонит телефон, мне надо идти. Я не могу выбирать, что я буду делать, а что не буду. Я не могу сказать одному парню: «Давай поговорим», а другому: «Я сейчас не могу». Это кончится тем, что народ начнёт бухать, а значит я не могу продолжать вести себя так. Когда звонит телефон, я обязан делать для них всё, что в моих силах. А если вам это не нравится, то ты найди себе другого мужа, а вы найдите себе другого отца». Я вынужден был сделать это потому, что  не мог жить по-другому. «Представьте себе, что человек бы не явился, когда мне это было нужно». И тут вступил Дик. Он сказал: «Мам, а почему бы тебе не организовать здесь группу Ал-Анон?», ведь его мать была в депрессии. И что вы думаете, она занялась организацией группы и стала ездить в город, потому что на этот раз она делала это для себя. И она начала расти бурно, как сорняк, и она нашла то же, что нашёл я. И она прекрасна. Мы делимся, мы с ней делимся всё время. Мы не всегда соглашаемся друг с другом, но в этом нет необходимости. Мы научились не соглашаться, но при этом жить в согласии. И, вы знаете, это прекрасная вещь. Мы делимся, а не говорим. Я не говорю ей ничего, она не говорит мне ничего. Мы делимся. Вот об этом то мы с вами и говорим: применять эти принципы во всехнаших делах. Во всех. Мы уже говорили, что когда узнавали, почему люди делали то, что они делали, они больше не могли причинить нам боль, и что люди делают то, что они делают потому, что они вынуждены делать это, а не потому что они хотят это делать. Когда мы лучше знаем, мы лучше делаем.