Анонімні Алкоголіки Полтавського регіону Диковинный пациент действовал именно так, как предсказал
доктор Боб. Вскоре он стал орать и требовать выпивки. Он
получил паральдегид и виски, свернулся калачиком на полу и
захрапел, страдая недержанием мочевого пузыря.
Через три часа процедура была повторена, и перед тем как
уйти с дежурства, я заглянула к нему. Ему каким-то образом
удалось забраться в кровать, но он помахал мне, чтобы я уходила,
сказав при этом: “Я не буду больше пить эту чертову белую
дрянь”.
И не стал. Мне велено было не заходить к нему в палату,
пока он не зажжет лампочку вызова. Но каждый день я заглядывала
к нему, и всегда кто-нибудь сидел у края его кровати,
иногда по несколько человек, включая женщин. Затем, в какой-то
день он зашел в процедурную, где я промывала шприцы.
Определенно это уже был совсем другой человек! У него
были ясные глаза, он был выбрит и улыбался. И не только это,
он был вежлив и, совершенно очевидно, хорошо образован.
Наиболее пикантной деталью в этом человеке было, однако,
то, как он говорил о своей проблеме пьянства. Он даже не
выглядел несчастным. Он сказал, что теперь он знает, что все
наладится. У него была надежда! Он рассказал мне также, что
он адвокат, и что он родился на Юге…
Я больше ничего не знаю об этом пациенте до сегодняшнего
дня, но знаю, что мне представилась редкая возможность
увидеть моего любимого доктора Боба в действии — несущим
чудесное послание». Такое же послание было донесено и самой
Бетти, спустя почти 35 лет.
В дополнение к госпитализации и признанию, были, без
сомнения, и другие обязательные вещи, хотя даже доктор Боб
и Билл могли не знать, какие именно. Но поскольку это была
экспериментальная программа, и им было интересно, что именно
будет работать — например, прагматический подход, упомянутый Уильямом Джеймсом — процедуры менялись или
модифицировались по мере того, как продолжалась работа.
«Видите ли, в те дни мы пробирались наощупь в темноте,
— говорил доктор Боб. — Мы практически ничего не знали
об алкоголизме».
Боб понимал, что дух служения был исключительно важен
для его собственного выздоровления, но он вскоре обнаружил,
что он должен быть дополнен также некоторыми знаниями.
Он вспоминает, как он разговаривал пять или шесть часов с
одним человеком, лежащим на койке в госпитале. «Я не знаю,
почему он вообще это выдержал, — говорил он. — Должно
быть, потому, что мы спрятали его одежду.
Тем не менее, я вдруг понял, что я, вероятно, знал не очень
много о том, о чем я говорил. Мы распоряжаемся тем, что у нас
есть, и в том числе нашим временем. Похоже, я не очень хорошо
распоряжался своим временем, если у меня ушло шесть
часов, чтобы рассказывать что-то этому человеку, когда мог
бы сказать это за час, если бы хорошо знал то, о чем говорил.