Анонімні Алкоголіки Полтавського регіону В отличие от других, поделившихся своими воспоминаниями
о Смитах, Генриетта была единственной, критиковавшей
Анну, утверждая, что она никогда не делилась своими истинными
глубокими переживаниями на собраниях, и была «слишком
чувствительной». Генриетта вспоминает о случае, когда
Анна рассказывала о какой-то ситуации, используя третье лицо:
«Я сказала: “Анна, не могла бы ты говорить от первого лица
единственного числа?” Она разразилась слезами. Гордость не
позволяла ей говорить о себе. Но она знала меня достаточно
хорошо, чтобы понять мои цели, и она мне поверила. Вы же
знаете, наши стремления должны быть высокими.
Боб был очень сдержан в своих разговорах — рассказывает
Генриетта. — Он был абсолютно честен и никогда не сплетничал.
Я затрудняюсь сказать, какие у него могли быть недостатки
кроме пьянства. У него был сильный характер — как
скала Гибралтара. Позднее, в АА, — рассказывает она, — он никогда не называл себя “основатель”. Он всегда говорил: “Я
просто работаю здесь”».
Найдя место для собрания, Генриетта известила некоторых
членов Оксфордской Группы о встрече. «Я решила, что
люди в Оксфордской Группе никогда не рассказывали о событиях,
дорого им обошедшихся, которые могли бы своим
примером подтолкнуть Боба переступить через гордость и
поделиться тем, что, как я думала, ему так трудно сказать» —
рассказывает она.
«Я предупредила Анну, что собираюсь провести это собрание.
Я не сказала ей, что оно предназначено для Боба, но я
сказала: “Готовьтесь к сложному разговору. Не надейтесь, что
будем ходить вокруг да около”.
Мы все искренне делились своими недостатками и своими
успехами в их преодолении. Затем наступила тишина, и я ждала,
и думала: “Скажет ли Боб что-нибудь?”
И действительно, своим глубоким серьезным тоном он
сказал: “Что ж, мои дорогие, вы все, я уверен, поделились самым
сокровенным, и я собираюсь рассказать вам о том, что
может стоить мне моей профессии. Я тайный пьяница, и я не
могу остановиться”.
Мы сказали: “Вы хотите, чтобы мы за вас помолились?”
Затем кто-то спросил: “Нам встать на колени?”
Он сказал: “Да”, — и мы так и сделали». (Это было началом
собрания в среду вечером в доме Уильямсов, которые,
по словам доктора Боба «позволили нам попортить штукатурку
и дверные косяки, пока мы катали стулья вверх и вниз
по лестнице». Собрания продолжались в доме Т. Генри вплоть
до 1954 года, долгое время после того, как алкоголики уже
«раскрутили» АА.)
«Следующим утром, — продолжает Генриетта, — я, ничего
не знавшая до этого об алкоголизме (думала, что человеку
полагается пить, как джентльмену, и это все, что я знала), молилась
за Боба.
Я говорила: “Боже, я ничего не знаю о пьянстве, но я сказала
Бобу о своей уверенности, что если он и вел такой образ
жизни, он сможет бросить пить. Сейчас мне нужна твоя помощь,
Господи”. Что-то сказало мне — я называю это указанием пути; это был как будто голос у меня в голове: “Боб не должен
прикасаться даже к капле алкоголя”.
Я знаю, что это не было моей мыслью. Я позвонила Бобу, и
сказала, что у меня есть указание для него. “Это очень важно”
— сказала я. Он пришел в 10 часов утра, и я рассказала
ему, что мне было указание свыше: он не должен прикасаться
даже к капле алкоголя. Он был очень разочарован, потому
что ждал указания свыше встретиться с кем-то, или поехать
куда-нибудь.
Затем он сказал: “Генриетта, я этого не понимаю. Никто
этого не понимает”. Он сказал: “Один врач написал об этом
книгу, но он тоже ничего в этом не понимает. Я не люблю пойло.
Я не хочу пить”.
Я сказала: “Что же, Боб, это то указание, которое мне было
дано”. И это было началом наших собраний, еще задолго до
того, как приехал Билл»