Анонімні Алкоголіки Полтавського регіону Когда в начале 1933 года пиво стало легальным, доктор Боб
решил, что это поможет ему найти удовлетворяющее всех решение,
и что ему не придется в действительности бросать пить.
«Пиво не принесет вреда, — говорил он, — никто никогда еще
не напивался пивом».
Возможно, Боб имел сверхъестественный дар убеждения.
Возможно, Анна была в состоянии такого отчаяния, что готова
была попробовать что угодно. Так или иначе, именно с ее
разрешения, он заполнил весь погреб пивом.
«Прошло совсем немного времени, и я уже выпивал по
полтора ящика в день. Я прибавил в весе четырнадцать килограммов
за два месяца, стал похож на свинью и задыхался от
одышки. Затем в голову мне пришла мысль — коль скоро от
человека пахнет пивом, никто не догадается, выпил ли он чтонибудь
еще. Я начал доливать в пиво кое-что покрепче. Результат,
разумеется, оказался плачевным, этим и закончился пивной
эксперимент» — рассказывает доктор Боб.
В 1934 году, в разгар этого пивного периода, Смитти ездил
вместе с отцом в Вермонт, навестить мать Доктора Боба и старых
друзей. «Мне было 16 лет, — вспоминает Смитти, — и мне
пришлось вести машину почти всю дорогу, потому что отец
все время пил. Я помню, он опасался, что в Вермонте все еще
может быть сухой закон, поэтому мы загрузили кучу ящиков
пива на границе штата Нью-Йорк. Затем мы обнаружили, что
и Вермонт не был “сухим”».
Сью была примерно в том же возрасте, в старших классах,
когда столкнулась с первыми признаками проблем с алкоголем
у отца. «Я вспоминаю маму, которая беспокоилась, где он,
или придумывала оправдания, — говорила она Биллу Уилсону
в 1954 году. — Меня очень задевало, что когда мои друзья приходили
к нам домой, папа становился раздражительным, и я не
могла понять почему. В конце концов я спросила маму, и она
рассказала мне. Он никогда не был злым, но когда мы с друзьями
находились внизу, он раздражался, потому что мы мешали
ему добраться до его запасов в погребе. Мои друзья считали,
что мы его раздражаем.
Позже, когда я уже знала, что происходит, эта тема его
задевала, он обижался и вступал со мной в небольшие споры.
Эти споры не были очень серьезными. Но все же они бывали.
Что ж, он был из Новой Англии, и достаточно упрямый. И я
была упрямая. Пьянство папы не делало его плохим. Он становился,
главным образом, раздражительным. Он все время слонялся
по дому. Или был в постели и отдыхал. Ситуация становилась
все хуже и хуже. Мы были в долгах, а он по утрам и до
полудня часто чувствовал себя плохо».
Проблем с деньгами становились все больше. Сью вспоминала,
как мама выплачивала долги из денег, полученных в подарок
на Рождество или на дни рождения. Эмма К. вспомнила
как Анна прокомментировала получение красивой маленькой
статуэтки в качестве рождественского подарка: «О, мой Боже,
лучше бы они прислали еды вместо этого!»
«Нет, я не была зла на него, но по его вине я неоднократно
оказывалась в неприятном положении, — говорила Сью. —
Невозможно было быть на его и на маминой стороне одновременно.
Я все время оказывалась между ними.
Я помню, как один раз он попросил меня принести ему
бутылку. Я не согласилась, и тогда он предложил мне деньги.
В результате он дошел до суммы в 10 долларов, но я все равно
отказалась. Это был момент, когда я поняла, что до этого даже
не представляла, что же с ним на самом деле происходит —
насколько сильно он хотел выпить.
Я думаю, он чувствовал себя виноватым из-за происходящего, и он начал давать нам обещания, когда понял, что мы знаем о проблеме. У меня была копилка для мелких монет, и, конечно, я знала как их оттуда доставать. Я иногда открывала ее, и находила там два или три лишних доллара. Я думаю, он пытался помириться со мной таким способом».