Одна из вещей, о которой мы с вами ещё не говорили – это о том, что в психологии нас убеждают будто двумя самыми большими потребностями человека являются быть нужным и быть любимым. Я полагаю имеется в виду, что это составляет часть психологии каждого человека. Быть нужным и быть любимым. Это такая же мурá, как и всё остальное, что я от них слышал. А как насчёт дела и Бога? Всё у них через задницу. Две величайших человеческих потребности – это любовь и дело. Да, именно они, любовь и дело. Один такой доктор позвонил мне как-то в 12 часов ночи и спросил: «Чак, что является для тебя определением любви?» А я ответил: «Оно такое же в 10 часов утра, как и в 12 ночи! Ты совсем спятил звонить мне так поздно?» Но он повторил: «Чак, что является для тебя определением любви?» и я сказал: «Тебе оно не понравится!» Но он не отставал: «Так что это?» И я ответил: «Действие!» Он удивился: «Что значит действие?» Я ответил: «Действие. Если ты любишь кого-то, ты делаешь что-то для них». Ты просто делаешь. Ты не обмениваешься с ним ничем. В любви нет торговли. В ней не торгуются. Ты делаешь потому что ты хочешь, без всяких условий. Брак это не пятьдесят на пятьдесят, эти не семьдесят пять на двадцать пять; брак – это тысяча на ноль. Ты не торгуешься. Ты не торгуешься ни с Богом, ни со своим партнёром. Вот вам простая чистая правда. Любовь является движущей силой, и она же является исполнением закона. Ты делаешь это потому, что ты любишь делать это, бескорыстно и с радостью. Это потрясающая вещь. И, да, у тебя новая женщина каждое утро, и это прекрасно. Жить так гораздо интересней!
У меня в жизни есть ещё одна обалденная вещь, которой я бы хотел с вами поделиться. Это получилось из полного краха и развала. Я ведь практически разрушил свои тело и мозги. Многие из вас слышали, как я рассказывал, что когда я пришёл сюда у меня заняло больше шести месяцев, чтобы собрать до кучи по-английски Молитву о душевном покое. Не духовно, а по-английски. Я никак не мог понять её смысл. Вот какую голову я притащил сюда. У меня заняло три с половиной года, чтобы прийти в себя после того, как я рухнул лицом вниз, когда напился последний раз. Вот какое тело я сюда приволок. Полагаю, что у меня были все связанные с моей болезнью расстройства, которые только можно иметь. Моя жена собиралась разводиться со мной, и я считаю, что это одно из таких расстройств! Мои дети не появлялись дома, если там был я. Думаю, что это ещё одно связанное с болезнью расстройство. Мой шеф попросил передать мне, чтоб я шагу не ступал в офис, иначе он вышвырнет меня в окно. Полагаю, что и это тоже расстройство, ведь это значило, что ничего хорошего мне не светит. У меня не было ни здоровья, ни разума, ни работы, ничего. Я пришёл сюда просто чтобы протрезветь. Протрезветь и хоть как-то подчистить перед смертью свой послужной список.
Я уже говорил вам вчера, что знал, что умру, потому что мой предпоследний запой чуть было не закончился именно этим, и становилось только хуже. Я смирился с исчезновением всего, что мне было дорого в этой жизни, и всё это должно было исчезнуть, и я не имел никакого право заполучить это обратно. Я принял смерть. Я уже ничего не хотел для себя. Даже трезвости. Как ни странно, это является пожалуй самой большой свободой на земле. Свобода, это когда ты ничего не хочешь для себя. Это не просто свобода, это полная свобода. Моя первая капитуляция, к которой меня вынудила бутылка, продолжалась три с половиной года. Это самое уникальное волшебство, свиделем которого мне довелось быть. К тому же в течении этого периода времени у меня не было абсолютно никаких ожиданий. Я не ждал ничего от Бога, людей, жены, детей, моего босса, или кого-либо вообще. Это было удивительное время. Все кусочки паззла моей жизни вдруг сложились в эти три с половиной года. Но случилось и кое-что плохое. Я вновь стал что-то представлять из себя за эти три с половиной года, а когда ты что-то из себя представляешь, то ты имеешь определённые права, которые иногда приходится защищать. И вот после трёх с половиной лет покоя и свободы я нашёл себя там, где я был вынужден научиться осознанно капитулировать. Меня это жутко грузило. Я не мог понять, почему это происходит. Ведь три с половиной года у меня всё шло гладко, я был свободен от этого, а теперь я снова должен капитуливорать, и я спрашивал себя: «Почеми эта фигня вернулась ко мне? Почему? Почему? Почему?» Я пытался разобраться с этим в течение следующих пятнадцати лет, и когда я был трезвым шестнадцать лет и шесть месяцев, наконец-то я нашёл ответ, который устраивал меня.
Да, только спустя так много лет я понял, в чём дело. Я нашёл кое-что положительное в человеческом эго. Это то, что не даёт нам покоя. Это то, что заставляет нас продолжать двигаться. Ведь когда вы и я взяли на себя обязательство, а именно «приняли решение препоручить нашу волю и нашу жизнь Богу», то не существует причины, по которой мы можем остановиться. Когда мы становимся ленивыми, самодовольными и прекращаем двигаться, нас ждут неприятности. В такой ситуации нам остаётся либо снова сдаться, либо идти бухáть. Поэтому мы вынуждены осознанно сдаться, что я и сделал. Но пока я не нашёл ответ, все шестнадцать с половиной лет мне не нравилось это делать. Я уверен, что никогда не настанет момент, после которого у нас больше не будет необходимости сдаваться. Такого не произойдёт. Вечный Отец, вечное Дитя и вечное Путешествие.