НОВЫЕ ОЧКИ. ТРЕЗВОСТЬ- ДУХОВНЫЙ ОТДЫХ.

   Я уже говорил большинству из вас, что мне довелось побывать во многих тюрьмах мира, в основном, как гостю. То есть я мог выйти оттуда сам. И среди прочих я побывал в Фолсоне. Всем известно, что Фолсон — для рецидивистов. Туда не попадёшь за первое убийство. Говорят, что тех, кто гнездятся там, раньше сажали в Капистрано, но так как все они имеют по меньшей мере четыре ходки, их стали селить за каменными стенами. Мне довелось выступать там перед людьми, которых было раза в два или три больше, чем у нас здесь, и я смотрел, как они плакали вместе со мной. Слёзы текли у них по лицам, а они даже не пытались скрывать их, и вовсе не потому, что они эмоционально недоразвиты. Это потому, что они понимали меня. Они чувствовали вот здесь, внутри, то же, что чувствовал я. И они плакали со мной и смеялись со мной не потому, что они эмоционально недоразвиты.

   Я абсолютно уверен, что у таких людей, как мы, когда мы приходим сюда, налицо все симптомы алкоголизма, кроме алкоголя. Всё, что нам нужно сделать, это добавить немножко алкоголя и понеслось… Нам мало что светит; с момента рождения мы либо становимся священниками, проповедниками и монахами, либо наркоманами или алкоголиками, потому что мы не в силах приспособиться к этой жизни. И это не потому, что мы не хотим. Мы хотим. Мы очень хотим быть причастными, но мы вечно отстранены. Вот в чём наша проблема: в основах духовного беспокойства. К сожалению, учителя не знают ответа.

   Я похоронил несколько людей, и, как я уже говорил, двоих на этой неделе; в понедельник и вторник я был на похоронах. Пару месяцев назад меня попросили сказать несколько слов на похоронах шестнадцатилетней девочки, которая умерла от передозировки кокаина. Это последний писк моды у нас в стране, кокаин. И она умерла. Я приехал в это место, на кладбище. Там не было часовни, церемония проводилась рядом с могилой, которая была на холме, а вокруг собралась толпа молодёжи. Я не знаю, сколько их там было, но много – подростки – целый холм. И я сказал себе: «Это не может стать чем-то обыденным. Я должен поговорить с этими детьми». Сначала я немного побеседовал с родителями и нескольким взрослыми, которые там были, и я сказал им, что не верю в смерть и объяснил почему, а потом я стал говорить с молодёжью.

   Я сказал им о своём глубоком сочувствии, потому что и я тоже родился в обществе, которое не переваривал, и к которому я никак не мог приспособиться. Но, когда мне было девятнадцать, я нашёл способ чувствовать себя комфортно в этом обществе, и в течение следующих пятнадцати лет я использовал этот химикат для решения своей проблемы. Он продолжал прекрасно работать эти пятнадцать лет, но потом он восстал против меня, и сам обернулся проблемой. Следующие десять лет заставили меня искать решения этой проблемы, и я нашёл его. Потом я сказал ребятишкам, что было бы здóрово, если бы они просто поняли, что есть решение, которое всегда остаётся с нами. Я сказал им: «Когда вы под кайфом, то у вас есть все решения, но когда кайф проходит, то и решения исчезают. Их больше нет, поймите это. Но есть решение, которое остаётся с вами, и оно настолько лучше, чем любой химикат, которым вы можете себя напичкать, что вам останется только восторгаться. Восторгаться жизнью. И вам не понадобится ещё одна доза зелья. А если вы просто определитесь, что хотите найти это решение и приложите к этому усилия, то вы найдёте его. Есть много людей, которые готовы вам помочь. И если вы это сделаете, то смерть этой девочки можно будет считать оправданной».

   Её мать позвонила мне в начале недели первый раз с тех пор, как я был там, и сказала, что учителя и ученики стали предпринимать серьёзные попытки найти жизненную замену всему этому товару. Она рассказала мне об одном человеке, который предоставил свой дом детям в Лагуна Бич, и что они хотели, чтобы я приехал к ним в прошлую пятницу. Ну скажите, разве это не чудесно, что они ищут что-то, что займёт место этих химикатов?